Тень скорби - Страница 40


К оглавлению

40

Она жестока только потому, что злится из-за кота, сказала себе Шарлотта. Никто не мог вынашивать в себе такие мысли. Это все равно что засыпать в карманы порох.

И папа не умер, хотя выздоравливал медленно и потом стал выглядеть старше; он стал истонченным, как слишком остро заточенный карандаш. (Осторожно, не давите очень сильно, остерегайтесь щелчка.) Мистер Эндрю сказал, что слышал об эксцентричном фермере, который бродил по окрестностям, читая такие вот короткие проповеди у чужих дверей. И все же, и все же… вся эта история не исчерпывается ложкой лекарства и банкой пиявок. В каком-то смысле Эмили была права. Вскоре Шарлотту и Брэнуэлла пригласили — с подчеркнутой многозначительностью — выпить чаю в кабинете папы. Тетушка изысканно склонила покрытую чепцом голову, приветствуя детей, как будто их только что представили друг другу. Значит, это серьезно.

— Мы с мисс Брэнуэлл обсуждали будущее. Признаюсь, пришлось сделать особый акцент на недомогании, которое я недавно перенес, и на сопутствующих ему тревогах. Господь распорядился, чтобы недуг пощадил меня на этот раз, но однажды Его воля может оказаться иной. Подобно землетрясению в Хоуорте, о котором я писал, надеюсь, с некоторой пользой, в событии сем нужно видеть предостережение. Брэнуэлл, как будущий глава семьи, и Шарлотта, как старшая, полагаю, что вы тоже должны вступить в эту дискуссию. Вы достаточно взрослые, чтобы понимать наше положение. Детям священника со скудным доходом, увы, необходимо готовиться зарабатывать на жизнь приличествующим способом.

Старшая… Она вдруг снова прочувствовала эту головокружительную, неизбежную атаку, будто ей пришлось в отчаянии вцепиться в брус, нависающий над краем бездны. Школа, школа. Она знала еще до того, как это слово было произнесено. В конце концов, это было целью Коуэн-Бриджа: подготовить ее к должности гувернантки. Вмешавшиеся годы забывания были слишком прекрасными — да, она постигла это теперь, — слишком прекрасными, чтобы им доверять. В точности как яркий сон: свалка мыслей после пробуждения, половина из которых горячо настаивает, что это должно быть настоящим, потому что… потому что иначе… Да, ты знала, что это произойдет. Папа говорил о необходимых знаниях и манерах, а тетушка тем временем заглядывала в чайник, будто тот был доверху наполнен крадеными деньгами. Шарлотта смотрела на свои руки и думала: «Неужели вся жизнь — это, в сущности, сон и наступит момент, когда вдруг проснешься и обнаружишь, что ты младенец, прильнувший к кормящей груди?» Вероятность чего-то подобного, казалось, не так уж ничтожно мала.

— Могу вас уверить, — сказал папа, — что школа, в которую я подал заявку, во всех отношениях кардинально отличается от… э… предыдущего учреждения…

Имя, которого мы не называем. Странная дискуссия, ведь на самом деле все уже устроено. Брэнуэлл праздно сидел со скучающим лицом — верный признак, что ему неуютно. Папе наконец удалось выпутаться из очередного, бесконечно закручивающегося предложения, и он, в упор, испытующе, с полуулыбкой глядя на Шарлотту, произнес:

— Кроме того, я знаю, что ты высоко ценишь образование, Шарлотта. Ты любишь учиться.

Правда… И как же, правда, любила, подобно громиле-борцу, полагающемуся на свой вес, положить тебя на лопатки. Бесполезно пытаться расправить плечи и сказать «но». Нужно врать не краснея — лежать не шевелясь — и подчиняться.

Выходит, послание сумасшедшего, возможно, предназначалось вовсе не папе. И быть может, в нем на самом деле говорилось не о смерти — или не о такого рода смерти.


— Я буду писать тебе, именно писать, — сказал Брэнуэлл. — Не просто: «Брэнуэлл свидетельствует свое почтение…» и так далее. Все, что происходит в Конфедерации и Ангрии: развитие событий с Роугом и Заморной. А ты непременно пиши мне в ответ, по-настоящему пиши…

— Ты ведь знаешь, что я не смогу. Я буду в школе. Все мое время будет занято учебой. Я должна оставить все это позади, покончить с этим, забыть.

В голосе Шарлотты звучало упорное, навязчивое страдание человека, которому очень хочется, чтобы ему уверенно возразили. «Я потеряла кошелек, теперь его вовек не сыскать. — Нет, нет, он здесь, видишь?»

Но Брэнуэлл только неловко пожал плечами.

— Ну, что до этого, то мне тоже придется серьезно заняться учебой. Я смогу уделять этому лишь часть своего времени. Ах, Шарлотта. — Он взял ее за локти и повлек к софе у окна. А потом замер и смотрел на сестру, поставив одну ногу на каминную решетку и заложив руки в карманы. В последнее время он был полон таких резких порывов и поз, словно то погружался, то поднимался над своим новым «я». — Ты сможешь снова заняться этим, когда вернешься. Наше царство теней никуда не исчезнет.

— Иногда я начинаю сомневаться, нужно ли это.

Брэнуэлл, обладатель рыжей шевелюры, не умеет скрывать молниеносных взрывов эмоций. Кровь отлила и с новыми силами вернулась к его щекам, так же наглядно, как движения глотающего кадыка. Но в следующий миг, придя в себя, Брэнуэлл усмехнулся:

— Ну-ну, это все твое мрачное настроение: пуританские поводья натягиваются. Кроме того, разве ты не знаешь, что наступит день, когда мы все сможем поступать, как вздумается? День, когда я стану богатым? — Он задрал подбородок и принялся шагать взад-вперед. — Ну? Ты ведь во мне не сомневаешься?

— Нет, нет. — Шарлотта обнаружила, что смеется, совсем немножко и слабо, как глоток некрепкого чая. — Просто интересно, как именно будет нажито это богатство?

Брэнуэлл стремительно приблизился, его бледное лицо нависло над ней, совсем рядом. На миг показалось, что оно вот-вот разразится неудержимой яростью: пронзит ее черным откровением. Но этот лик исчез, а вместо него ироничный, очаровательный и потешный Брэнуэлл, прикрыв глаза, изрек:

40