Тень скорби - Страница 23

Им предстояло две мили пешего хода по полям в Танстолл — именно там находилась собственная церковь преподобного Кэруса Уилсона. Проводить богослужение мог и не он; часто, особенно в плохую погоду, его заменял младший приходской священник. Итак, каждое воскресное утро девочки шли — тащились, хлюпали грязью, поскальзывались, ступая по скрипящему снегу, — в церковь преподобного Уилсона. Они склоняли головы перед встречным ветром и учились поворачиваться, чтобы распределить боль, дать обожженному холодом уху небольшую передышку, подставить щеку, которая меньше задеревенела. А когда добирались до места, весь день замыкался на церкви: девочек ждала утренняя и дневная служба, а возвращаться в перерыве в школу было слишком далеко, поэтому приходилось оставаться, есть принесенные с собой хлеб и сыр, устроившись в маленькой заплесневелой комнатке за папертью, похожей на перевернутую крипту. Жесткая, промокшая, потрескавшаяся кожа туфель боролась с жесткой, промокшей, потрескавшейся кожей ступней до тех пор, пока между ними не переставала ощущаться разница.

А стоило снова переступить порог Коуэн-Бриджа, как вся толпа опрометью бросалась к камину в классной комнате. Младших оттесняли, даже всеобщую любимицу Эмили. Спустя какое-то время одна из старшеклассниц могла сжалиться и втащить тебя в тесный круг, где кашляли, чихали, где клубился влажный пар и можно было почувствовать чудесный, почти страшный жар на лице; казалось, ты таешь, словно воск свечи.

Все, конечно, постоянно кашляли и чихали, кто больше, кто меньше. «У нас один насморк на всех», — однажды вечером в дортуаре сказала Элизабет, в кои-то веки заставив Марию разразиться долгим беспомощным смехом. Смех этот закончился приступом кашля, грудным мужским кашлем, который, осознала вдруг Шарлотта, в последнее время будил ее по ночам. Элизабет молча смотрела, потом взяла Марию за руку.

— Завтра, — произнесла она, — я все-таки расскажу мисс Эванс.

— Говяжий бульон.

Преподобный Кэрус Уилсон, тщательно изучавший учетную книгу, вдруг поднимает голову и обращается с этими словами к мисс Эванс.

— Сэр?..

— Просматривая записи по кухне, сударыня, я обнаружил распоряжение о говяжьем бульоне. Думаю, этому продукту не место в повседневном рационе девочек. Такая диета весьма расточительна.

— Нет, сэр, доктор прописал его для Марии Бронте. Она, если помните, серьезно заболела: боль в горле и постоянный кашель. Доктор Паско посоветовал общеукрепляющий уход.

— Ах…

Лицо мистера Уилсона делается неподвижным, как у статуи. Доктор, которого вызывают к заболевшим ученицам Коуэн-Бриджа, вполне естественно, был выбран из числа знакомых мистера Уилсона — на самом деле это шурин преподобного, что отражается на его гонорарах. Тем не менее мисс Эванс подозревает о существовании некой напряженности в их отношениях. Доктор Паско склонен выражать недовольство бытовыми условиями в школе, даже иногда ворчать себе под нос: «Неудивительно, неудивительно…» Каменный истукан пошевелился.

— Наступило ли улучшение?

— Нет, сэр. На самом деле я хотела…

— Ага! Меня это не удивляет. Чересчур жирный.

— Мистер Уилсон, я как раз хотела обсудить с вами этот вопрос. Мария Бронте. Ее здоровье продолжает внушать серьезные опасения. Доктор снова осматривал ее вчера…

— Надеюсь, он не рекомендовал продолжать лечение говяжьим бульоном?

Нижняя часть массивного лица мистера Уилсона как будто снялась с петель, что убедило мисс Эванс в юмористической природе последнего замечания.

— Он намеревается испробовать вытяжные пластыри. Его беспокоит вероятность чахоточного состояния. Вот почему мне кажется, что, возможно, следует написать отцу Марии и сообщить о состоянии ее здоровья.

— Гм. Это диагноз доктора Паско или только его предположения? Вы же понимаете, о чем я. Пока девочки находятся здесь, мы для них in loco parentis. Если эта девочка больна, даже очень больна, еще раз покажите ее доктору и позаботьтесь о ней, как если бы она была дома. Мы не можем вызывать родителей каждый раз, когда кто-то чихнет. Помните, этих девочек надлежит готовить к жизни, послушной долгу. Мы причиняем дочерям бедных священников огромный вред, если позволяем им воображать себя принцессами.

— Хорошо, мистер Уилсон.

Нельзя сказать, что мисс Эванс подавляет вздох: все они душатся еще в зародыше, и сейчас она, наверное, просто не сумеет свободно выпустить воздух из легких. Ей не нужно рассказывать о жизни, послушной долгу. Она родом как раз из такого мира. Был когда-то некий мистер Смит, который работал у адвоката, прост и неказист лицом. Он мог бы жениться на ней, но по различным причинам не сложилось. А теперь, будто легкое сотрясение мозга, на нее обрушивается мысль, что она готова хоть завтра выйти за мистера Смита или мистера Джонса — любого, кто сделает ей предложение.

— Где он? — спросила Элизабет, когда они собрались у кровати Марии, чтобы побыть рядом, пока не погасят свечи. Незадолго до этого доктор поставил ей на бок вытяжной пластырь, чтобы стянуть лихорадочные соки к поверхности. — Ох. Тебе больно?

— Нет, милая, по-моему, очень изящный пластырь — как думаешь? На самом деле это не так страшно, как кажется со стороны. Я действительно чувствую, будто он немного снимает жар.

Элизабет положила руку на лоб Марии.

— Да, немного. Ты по-прежнему бледная.

— Это от кровопускания, — подключилась к разговору Шарлотта. — Помнишь, когда ты болела коклюшем, мистер Эндрю делал тебе кровопускание, а Бэнни сказал, что ты похожа на сливочный сыр?