Сны Шарлотты: раньше они радовали, теперь пугают, но остаются по-прежнему яркими. Дебют горящей колыбели, как и ожидалось, состоялся вскоре после отхода ко сну, и звук его еще страшнее зрелища. Но в черном центре ночи эти четкие образы расплываются, и пришедшие им на смену размашистые формы опасности, угрозы и потери кружат над ландшафтами спящего разума Шарлотты. Эта безымянная опасность никогда не относится к Марии или Элизабет, быть может, потому, что они тихонько дышат в нескольких ярдах от младшей сестры. Шарлотта беззвучно кричит Брэнуэллу, Эмили и Энн, которые находятся далеко, но не настолько далеко, чтобы нельзя было, хотя и смутно, разглядеть нависающую над ними угрозу уничтожения: нечто похожее на гребень волны, что вот-вот спадет.
Они были на пустошах, там, где больше всего нравилось гулять Эмили. Их долго продержали взаперти, потому что дождь лил не переставая, но теперь стояла жара и только кое-где виднелись жирные дождевые капли. Внезапно раздался страшный шум, в ушах у Эмили зазвенело, словно кто-то хлопнул в ладоши прямо у нее в голове. Энн заплакала. Бэнни запрыгал вокруг, всматриваясь вдаль.
— Что это было? Гроза? — спросил он и сам же ответил: — Не думаю.
Сара Гаррс взяла их за руки и прижала к себе, так что дети уловили запах ее юбок и чего-то еще, возможно, пота.
— Тише, мисс Энн, ш-ш, ничего страшного не случилось.
— Земля! — завопил Брэнуэлл. — Чувствуете? Земля!
Она вся дрожала — так, будто сидишь на полу из деревянных досок, а мимо кто-то шагает.
— Это конец света, — сказал Брэнуэлл. — Тише, тише!
Но Сара и сама выглядела так, будто вот-вот расплачется. И Эмили — тоже; да, у нее появилось ощущение, будто слезы застыли в том месте горла, где они обычно растут (семена слез), но в то же время она чувствовала, что может рассмеяться, или закричать от радости, или упасть в обморок. И тут какой-то мужчина действительно закричал, но не от радости. Он спускался по тропинке, ведя за собой мула, и кричал, чтобы они возвращались домой, что в Кроухилле прорвало болото и теперь сюда несется мощный поток грязи, который ничто не может остановить. Он снова и снова бил мула, пытаясь заставить животное поскорее спуститься с холма. Сара сказала:
— Бегите! — И они побежали, побежали так, как им обычно запрещали бегать, потому что можно было упасть. Тогда это было неправильно, а теперь верно: со всех ног, прямо под откос, по вереску. Эмили видела церковь и крышу их дома, которые как будто играли в чехарду перед ее глазами. Она бежала, не чувствуя дождя, падавшего быстрыми шлепками на ее лицо, словно на кожу сыпались мокрые листья. Церковь и дом были далеко. Эмили поймала руку Энн и предложила игру, сказав:
— Энн! Давай, кто быстрее добежит до вон того ручья.
Ведь если это конец света, Энн не следует знать, потому что она слишком маленькая. Один раз Эмили оглянулась: на вершине Кроухилла все переменилось, земля двигалась, точно облака, а ей всегда нравилось наблюдать за движением облаков, когда она лежала на жесткой траве и наблюдала за жизнью неба. Но это была земля. Эмили видела, как она, грандиозная и прекрасная, громадной змеей скользит по вершине холма, заставляя ловить ртом воздух и кричать от страха. Ты знаешь, что она вот-вот собьет тебя с ног и лишит жизни, ты не хочешь этого, но часть тебя говорит: «Я хочу остаться, стоять и смотреть, позволить ей добраться до меня». А когда они добежали до безопасного места, которым послужил старый амбар, и Сара затолкала их внутрь и прижала спинами к толстой каменной стене, не забыв поблагодарить Бога, Эмили начала всхлипывать. Она плакала и плакала, хваталась за Бэнни и Энн, целовала их и думала: «Дом — вот все, чего я хочу. Мой дом и безопасность тех, кого я люблю». А потом с ними был папа, он искал их; он все повторял:
— Слава Богу! Слава Богу!
А Эмили пыталась заглушить тоненький голос в голове, который шептал: «Жалко, что это не был конец света, ведь тогда можно было бы увидеть, о, можно было бы увидеть, что дальше».
Минуя огражденную дорогу из Стэнбери по пути в Хоуорт, мистер Эндрю, хирург, замечает впереди легко узнаваемый черный силуэт: низко надвинутая шляпа, шарф до самых ушей, точно бутылка с бурлящей смесью, прочно закупоренная.
— Мистер Бронте, не хотите ли составить мне компанию?
Обзаведясь двуколкой, мистер Эндрю немного стесняется: учитывая расстояния, которые ему приходится преодолевать, навещая пациентов, это весьма полезное приобретение, но… с другой стороны, посмотрите на мистера Бронте, он старше, а всегда пешком. Наверное, наука на шаг впереди: здравый смысл носят колеса, а веру — ноги.
— Спасибо, мистер Эндрю. О, чудесный костюм. Вы, конечно, слышали о вчерашнем бедствии?
— Да-да, прорыв болота. Большая удача, что никого не смыло.
— Мои собственные дети были на пустошах, когда это произошло. Воистину счастливое спасение. — Глубоко посаженные глаза мистера Бронте блестят, он взволнован. — Я только что из Кроухилла, ходил лично осмотреть место происшествия. Оказалось, что я не один. Множество экипажей: народ приехал поглазеть и поудивляться. Но все к лучшему, поэтому будем надеяться, что они воспримут не только представление, но и мораль.
— Да, неприятное происшествие для района. Сегодня утром я видел мистера Тауненда, он опасается, что загрязнение воды остановит его мельницу на неделю. Другие тоже… А тут еще посевы овса…
— Все эти вещи малозначительны, — заявляет мистер Бронте. — Мелочи, если положить их на весы. Знаете, мистер Эндрю, когда мои дети услышали шум и почувствовали дрожание земли, они подумали, что наступает конец света. — Он улыбается, но не насмешливо: нет, это воодушевленная, ликующая улыбка. — Разум ребенка часто наталкивается на истину, которую мы упускаем.